Матевосян Грачья - Наша Бестолковая Жизнь
Грачья Матевосян
Наша бестолковая жизнь
Перевод Ирины Маркарян
И в жене, и в муже была врожденная серьезность, основательность, никогда и
намека не было на легкомыслие, чтобы в случае чего кто-то мог сказать: значит,
все-таки было что-то, таилось под спудом, да вот и выплыло, а то с чего бы им
такую глупость учудить! С другой стороны, тут и дом, и хозяйство, плюс хаос
мировых событий, и в особенности армянский хаос последних лет: тут поневоле
разум растеряешь! Обычно их размолвки ограничивались укоризненным взглядом
либо молчаливым, невысказанным упреком - тем все и кончалось, а нет, так
ночь-примирительница венчала дело, и словно ничего меж ними и не было: ни
косых взглядов, ни упреков, ни обид. До остального мира им дела нет: у них
своя забота - дети в семье растут. Потому, что бы ни приключилось за день, он
завершался ночным примирением, и новое утро вставало над миром: для них -
свое, особенное, для остального мира - свое. При чужом разладе они, видит Бог,
ни одной из сторон не подпевали, зато и в свои неурядицы никого из
умников-доброхотов в советчики да в судьи не призывали и уж тем более на весь
свет о них не трубили. И как это случилось, непонятно, - точно сглазил кто, -
но только однажды ночью они, сами себе удивляясь, вдруг не поладили: муж
настаивал на своем "да!", жена стойко держала оборону со своим "нет и нет!".
Вот так среди ночи супруги рассорились друг с другом, и каждый замкнулся в
молчании, в душе возводя горы обид на другого.
Муж был настроен не слишком воинственно и напролом идти не стал, а то
наверняка добился бы своего. Подумал: женские штучки, это бывает. Видно, ей
подуться охота. Что ж, пускай, пара дней размолвки да легкий каприз так любовь
разжигают, что только держись! Но то ли самолюбие его было крепко задето, то
ли взыграли старые обиды - в нем вдруг заговорила гордость, уязвленное мужское
самолюбие, и он решил про себя (а может, и вслух проговорил): вот, значит,
как! Ты - женщина, жена - отталкиваешь меня, на все замки от меня запираешься?
Ну так я тоже могу вот прямо сейчас, среди ночи, неслышно прикрыть за собой
сначала дверь спальни, потом осторожно притворить входную дверь и уйти куда
глаза глядят. Поглядите на нее: мужу перечит, да еще и обиженную из себя
строит! Как будто он виноват, что жизнь вокруг пошла наперекосяк! Ну так вот
гляди теперь, обидчивая ты моя: передо мной весь огромный, необъятный мир,
человек я молодой, здоровый - как говорится, все при мне. Опять же машина под
рукой - езжай куда душа пожелает!
А жена подумала (а может, и вслух проговорила): ступай-ступай на все
четыре стороны: счастливого тебе пути, давным-давно известно, что земля
круглая, - куда б ты ни ушел, в конце концов домой вернешься. Жена знала, что
муж далеко не убежит. Он такими цепями к ней прикован, что не разорвать: пусть
мир перевернется - он своих детей не оставит. Не такой он человек, чтобы вот
так просто закрыть дверь и уйти, да только с кем не бывает: жизнь круто
изменилась, работа у него уже не та, что прежде, так что временами и на него
дурь находит, правда ненадолго. Час-другой пройдет (ну, может, день-другой) -
и снова он все тот же Арто, будто и не сердились они друг на друга, не
ссорились вовсе. Дети даже не догадываются, что в семье была размолвка. Вот и
сейчас на него что-то нашло. Теперь он пойдет на кухню, покурит, кофе попьет,
захочет - ляжет на диване в гостиной, там телевизор. Жена и подумать не могла,
что сегодняшняя мужнина дурь не на пару часов и да
